Май 2010 года. Калифорния, Лос-Анжелес

Его дни монотонны, выверены до последней минуты и начинаются рано, а заканчиваются поздно. Так поздно, что когда Дин все же добирается до кровати, Лиза уже давно спит, так и не дождавшись его, уютно завернувшись в кокон из одеяла и широкого подола легкой, практически прозрачной соблазнительной ночнушки. Только вот беда - его стало практически невозможно соблазнить. По крайней мере, не этим.
А что может пробрать его настолько, чтобы, забыв обо всем на свете, он смог окунуться в жар всепоглощающей страсти, он и сам не знает. Точнее, знает, и очень хорошо, но... это осталось в прошлом, к которому нет дороги назад.

Ночи проходят беспокойно. Дин мечется по слишком широкой, слишком мягкой, слишком теплой постели; за долгие годы привыкнув спать в одиночестве, он с трудом адаптируется к ощущению кого-то еще рядом.
Ему все время кажется, что он может во сне повернуться как-то не так и причинить Лизе боль. Как тогда, в самом начале, когда он умудрился облокотиться на ее грудь, а неделей позже заехать ей коленом по бедру с такой силой, что синяк еще долго не сходил. Еще хуже дело обстоит с ее волосами. Дин уже не знает, как ему устроиться, чтобы посреди ночи не проснуться от ощущения маленького кулачка, впечатавшегося ему в бок, и приглушенного шипения с требованием слезть с ее волос и не пытаться содрать с нее скальп.
В промежутках же между вязким полузабытьем и осторожным переворачиванием с бока на бок, Дину снятся сны, прежде всего о брате. Сэм в них всегда разный. То такой, каким Дин его запомнил в тот день, когда в первый раз уходил в армию. Угловатый подросток, с длинной челкой до носа и неряшливо одетый, который провожал его до автобуса и требовал почаще писать. То уже позже, длинноногий парень, едва ли не на голову выше его, серьезный и задумчивый, сосредоточенный на учебе и первом студенческом романе.
Отец снится Дину очень редко. Наверное, потому что между ними все было сказано уже давно, все точки над "i" расставлены, в долгом прощании нет нужды.
Почему-то Сэм в его снах всегда из прошлого, возможно, оттого, что в реальности он часто видится с братом и у него нет больше к тому никаких долгов. Они отменены за давностью срока, и этому новому Сэму, к которому он только начал привыкать, нет дела до запоздалых откровений старшего брата. Нет, если у Дина и остались невысказанные слова, то он их должен был сказать еще тогда, когда они имели цену и вес. Когда для младшего Винчестера это было важно.
И слишком поздно объяснять, что он ушел потому, что искренне считал, что в его отсутствие отец будет уделять больше времени Сэму, может быть, даже найдет в себе силы прислушаться, попытаться понять, вместо того, чтобы без конца ставить в пример старшего брата. И это со временем въевшееся под кожу: "Да, сэр!" - перестанет звучать в его ушах отголоском собственной слабости.
И плевать, что все в итоге было напрасно, что отец только усилил нажим, и Сэму тоже пришлось в конце концов уйти; что их дороги надолго разошлись, чтобы сойтись снова только спустя долгие годы, когда Дин ушел из действующей армии в запас и смог больше времени уделять семье. Это странно, а может быть, наоборот, закономерно, но сесть и спокойно поговорить в первый раз им удалось только в вечер после похорон отца. И черт с ним, что для них, прежних, было уже поздно что-то менять, они просто принялись заново строить то, что так и осталось заброшенным, начали писать историю своей семьи с чистого листа.

Время от времени ему снится Афганистан. В этих снах нет сюжета и действующих лиц. Он просто будто с высоты птичьего полета снова смотрит на сморщившуюся складками гор землю, на которой нет ничего, кроме камней, песка и чахлой растительности. Его захватывает ощущение свободы, словно за спиной действительно раскрылись невидимые крылья, готовые унести его прочь, куда угодно, лишь бы подальше от суеты обыденной жизни, в которой нет места страху, риску и горечи потерь; бешеный ритм которой слишком быстр, чтобы хотя бы на минуту остановиться и задуматься о таких вещах.

Но чаще всего ему снится проклятая долина Узбин, грохот выстрелов и взрывов, в котором тонут крики раненых и умирающих; хаос и неразбериха, в которых ясно только то, что рядом с тобой свои, а вокруг - враг, желающий одного: стереть тебя с лица земли.
Он точно помнит, что кричит каждый раз, когда снова возвращается в тот ужасный день, срывая голос, оглушая самого себя. На этот крик должны бы сбежаться все соседи, а собаки со всей округи подхватить его неистовым, захлебывающимся лаем и воем. Но, когда он выныривает из кошмара, весь взмокший от липкого пота, ночь по-прежнему тиха, и Лиза безмятежно посапывает рядом с ним. Только сильно саднит горло, а в груди все еще бешено и неровно бьется сердце.

И лишь изредка, хотя ему хотелось бы, чтобы это случалось гораздо чаще, снится Кас. Это всегда, как и с Сэмом, очередная крупица памяти; того, что было, и чего уже не вернуть никогда. Не в этой жизни, по крайней мере.
Порой это веселые моменты: расхристанный и пьяный в дрова сержант, с крепко зажатой в пальцах бутылкой джина, танцующий на барной стойке в обнимку с какой-то девицей из медчасти; вставший на попа армейский джип, и Новак в смешно съехавшем на самый нос берете, озадаченно чешущий затылок и прикидывающий, как ему теперь объясняться с военной полицией; глупая подушка-пердушка, которую они хотели подложить одному из самых отмороженных легионеров, и так и не успели убрать со стула, прежде чем туда плюхнулся Кас...
А еще один из немногих хороших дней, и темный безлюдный переулок Кабула, и проливной, редкий в этих местах дождь, и долгие поцелуи под протекающим навесом; короткие моменты уединения, когда они могли плюнуть на все свои секреты, перестать притворяться и просто быть самими собой.
Их мало, таких снов, но после них он хотя бы не кричит.
По утрам же Дин просыпается разбитым и не выспавшимся, то с затихающими отголосками жестокого боя в ушах, то с призрачным отпечатком поцелуев на сухих, припухших после сна губах. К этому моменту Лиза уже давно встала – она вообще ранняя пташка, - и комната пуста.
Разлеживаться ему никто не дает. Бена нужно отвезти в школу, а потом отправляться на работу, чтобы снова погрузиться в мир сделок и контрактов, фальшиво улыбаться коллегам и партнерам по бизнесу, растекаться елеем перед очередным поставщиком или заказчиком.
Так проходят его дни, и порой ему кажется, что где-то что-то он все же сделал не так, но мгновение осознания длится недолго, и Дин снова возвращается в заученные и отточенные до автоматизма движения нормальной жизни, к которой он так хорошо приспособился.

Сэму не нравилось, каким Дин вернулся из армии на этот раз. Однажды он даже прямо сказал, что его не отпускает ощущение, будто в старшем брате что-то сломалось, лопнула пружина, не было больше того выброса жизнерадостной энергии, которой тот словно заражал всех вокруг. И Сэм не мог понять, что же изменилось на этот раз, ведь старший Винчестер не первый раз возвращался домой, отслужив положенный ему, как резервисту, срок. И не было ни опустошения, ни мрачного выражения на его лице, ни постоянно сжатых в тонкую линию губ. Это можно было бы списать на тяжелое ранение, если бы оно было первым, но, увы, армейский госпиталь достаточно часто служил Дину перевалочным пунктом на пути домой, чтобы это можно было считать веской причиной таким резким изменениям в его характере.
В чем-то его брат был похож на бульдога или бладхаунда, стоило ему почуять что-то странное, и он мог долго кружить вокруг интересующей его темы, пока намеченная жертва наконец не сдавалась и не отвечала на все его вопросы. И этот раз не был исключением. Сэм не отставал от него ни днем, ни ночью, пока в какой-то момент у Дина не закончилось его знаменитое терпение.
В тот вечер он пригласил младшего к себе домой и поставил на стол бутылку водки. А потом честно, не скрывая ничего, выворачивая душу на изнанку, рассказал тому все. Про базу "Тора", про знакомство с Касом, про поцелуи под дождем и несколько страшных часов в долине Узбин. Его доверху наполненный стакан все это время стоял нетронутым, и, лишь выговорившись, Дин поднял его, встретился взглядом с Сэмом, повторившим его жест, и произнес, неуверенно, но старательно выговаривая слова на незнакомом им обоим языке:
- Pour tous qui ne sont pas avec nous.[3]
Они выпили, помолчали.
- Каким он был? - наконец спросил Сэм, опустив глаза и не глядя на брата.
- С легким приветом, в основном серьезный и немного смешной, порой занудный до умопомрачения... симпатичный, - тихо ответил Дин, пожимая плечами. - Обычный, наверное.
- Вряд ли можно назвать обычным человека, который умудрился разбить сердце такого повесы, как ты, - заметил младший Винчестер.
- Вдребезги, - кивнул Дин. - Знаешь, наверное, он бы тебе понравился. Такой же ботаник, вы бы с ним быстро спелись.
Сэм на это только грустно усмехнулся, затем спросил:
- У тебя нет его фотографии?
Помрачнев еще больше, тот отрицательно покачал головой, но все же пояснил:
- Кас терпеть это дело не мог. Мы его затащили как-то на групповой снимок, так он и там умудрился встать за каким-то громилой, только макушка из-за плеча и виднелась.
- Жаль...

С Лизой его свел Сэм. Хотя, скорее, заново представил друг другу, так как они познакомились раньше, много лет назад. Это случилось на Рождество 2009 года, буквально через пару месяцев после того, как он вышел из госпиталя.
Дин помнил, как открыл дверь и долго всматривался в смутно знакомое лицо стоящей перед ним женщины. Он так и не вспомнил тогда, откуда ее знает. Лишь спустя пару недель, на их первом свидании, Лиза напомнила ему, что они какое-то время встречались, буквально за год-полтора до рождения ее сына. Он еще в тот момент на секунду подумал, что Бен может быть его, но она развеяла его надежды, сказав, что точно знает, кто его отец, и это, без всяких сомнений, не Дин. Впрочем, ему это не помешало наладить с мальчиком хорошие отношения буквально с первой же встречи.
А потом все как-то закрутилось, завертелось, он и глазом не успел моргнуть, как наступил февраль, и они к тому времени уже начали жить вместе.
Сэм был рад услышать эту новость. Он хотел видеть брата счастливым, осевшим на одном месте, не мотающимся по всему этому пыльному шарику, как укушенная за задницу мангуста. К тому же он честно рассказал, как в этот раз перепугался до усрачки, что Дин не оправится после тяжелого ранения, и был вне себя от восторга, когда брат наконец окончательно распрощался с военной карьерой.
Единственное, что не давало покоя старшему Винчестеру, это вопрос его ориентации. Не то чтобы он чего-то стеснялся, но было бы крайне неприятно наткнуться как-нибудь вместе с Лизой - или, упаси Бог, с Беном - на одного из его партнеров по постели. Поэтому он выбрал вечерок, когда мальчик отправился пораньше спать, усадил Лизу на диван в гостиной и выложил ей все как на духу.
И долго еще приходил в себя, когда она легко улыбнулась в ответ:
- Дин, я в курсе, что ты бисексуален, - видимо его потрясенное лицо говорило само за себя, поэтому она сжалилась над ним и пояснила. - Мне Сэм сказал, еще в самом начале. Чтобы я точно знала, во что собираюсь вляпаться.
- И ты... тебе... мы в порядке? - неуверенно спросил он.
- В полном, - заверила она его. - И еще... Я знаю о Касе.
- Сэму нужно на рот замок повесить, и разрешать ему его открывать только в исключительно редких случаях, - пробормотал Дин, отводя взгляд, и чуть громче сказал. - Тебе не нужно было об этом знать. Не стоило...
- А по-моему, это именно то, что мне знать было просто необходимо, - не согласилась она. - Как иначе мы можем построить что-то вместе, если у нас с самого начала будут друг от друга какие-то секреты?
- Пока что из нас двоих это я открыт, как на ладони, - недовольно нахмурился Дин. - В то время как мне о тебе почти ничего не известно, и ты не торопишься особо со мной откровенничать.
Лиза резко выпрямилась, ее щеки окрасились ярким румянцем:
- Из нас двоих именно я несу наибольший риск, - решительно сказала она. - Это мне придется объяснять Бену, почему дядя Дин больше не живет с нами, и почему мы снова остались одни, если у нас с тобой не сложится.
Дин на это только махнул рукой, поднялся и ушел на кухню, не желая больше продолжать разговор. Да и к чему?

Это было тогда, сейчас же Дин молча вел машину, Лиза снова дремала рядом с ним, а Бен разметался на заднем сидении и во сне тихо посапывал. Дождь давно прошел, небо прояснилось, открывая взгляду множество ярких точек звезд и узкий серп месяца. И словно не было ни полупустой улицы нехорошего района, ни шпаны, окружившей инвалидное кресло, ни бега по темному переулку, ни разговора с агрессивным юнцом и его приятелем.
И все же Дин сделал себе зарубку на память: наведаться туда еще и проверить, как обстоят дела у того, неизвестного ему парня, для которого война закончилась не так удачно, как для него самого. И если будет нужно, хотя бы чем-то помочь.

Апрель 2008. Афганистан, передовая оперативная база "Тора"

Серый бетон взлетно-посадочной полосы, вдоль которой они шли, тянулся, казалось бы, до самого горизонта. Где-то с другого конца поля доносился шум огромных винтов приземляющегося тяжелого "Чинуки", откуда-то со стороны казарм слышался мощный рык сразу нескольких сержантов, подгоняющих сборы своих ребят. Но вся эта дневная суета не касалась их двоих. Несколько спокойных, свободных от повседневных обязанностей часов были для Дина редкостью. А уж случаи, когда они совпадали с моментом затишья в работе сержанта Новака, можно было и вовсе по пальцам пересчитать.
После первой встречи они еще несколько раз пересекались по долгу службы, сидели в баре, пару раз попадали в совместные патрули и в конце концов сдружились. Поначалу приятелей встречали удивленные взгляды, так как обычно американцы сторонились легионеров, но со временем все привыкли, утратили к ним интерес и оставили в покое.
- Эй, кончай мне на пятки наступать, - недовольно обернулся Дин к идущему чуть позади него Новаку, что-то пристально высматривающему в растущей вдоль бетонной полосы чахлой траве и низком кустарнике. - Что ты там ищешь?
- Змей, - коротко отозвался Кас.
Дин остановился, несколько секунд молча пялился на того, как на идиота, затем спросил:
- Откуда им здесь взяться? Все нормальные змеи от шума и грохота техники наверняка уже свалили как можно дальше отсюда.
Сержант поежился, покосился на стелющийся по земле сухой кустарник чуть поотдаль:
- Для того, чтобы тяпнуть меня за ногу, хватит и одной единственной ненормальной, слепой и глухой змеи.
- У тебя паранойя, чувак, - рассмеялся Винчестер.
- Возможно, - пожал плечами Кас. - Ненавижу змей. Какого черта ты меня сюда потащил?
- Хочу поговорить без посторонних ушей.
Новак только бросил на него недоуменный взгляд, но больше ничего не сказал и побрел дальше, все так же внимательно глядя себе под ноги. Они дошли до большого плоского камня, который строители, видимо, поленились убирать с территории базы, и Дин, скинув верхнюю куртку и расстелив ее, развалился на нем, подставляя и без того загорелое лицо солнечным лучам.
Кас ложиться не стал, только присел на край камня, свесив одну ногу вниз и сложив руки на согнутом колене другой.
- Так о чем ты хотел поговорить? - спустя какое-то время спросил он.
Они отошли уже достаточно далеко, чтобы не слышать голосов людей, только ветер изредка доносил до них шум двигателей работающей техники. На аэродроме тоже было затишье, лишь один раз в воздух поднялся беспилотный дрон, да приземлился грузовой самолет, вокруг которого сразу же собрались разгрузочные бригады и встречающие пополнение офицеры.
Дин молчал, не отвечая на вопрос, только слушал стрекот цикад, наслаждаясь редким моментом абсолютно покоя. Наконец он повернулся на бок, сорвал длинный стебель какой-то жесткой весенней травы и, покусывая его кончик, облокотился на камень, подперев голову рукой:
- Как ты попал в легион?
Поморщившись, Новак недовольно покосился на него:
- В своем любопытстве ты порой бываешь невыносим.
- Что я могу сказать, это одна из составляющих моего неотразимого обаяния, - коротко рассмеялся Дин.
Ответом ему была довольно кислая улыбка сержанта.
Шутливо пихнув его в бок, и едва успев поймать за пояс, когда и так неустойчиво балансирующий на краю Новак едва не свалился с камня, Дин покачал головой:
- Слушай, давай так. Ты мне рассказываешь про себя, а я отвечаю на любые твои три вопроса. В конце концов, мне тебе уже просто не о чем больше поведать: про Сэма я тебе все уши прожужжал, рассказ о моей работе ты очень мило и, главное, тактично проспал, а запас армейских баек у меня закончился еще на прошлой неделе.
Заинтересованно повернувшись к нему, Кас смерил его долгим пронзительным взглядом, а затем, сдавшись, кивнул:
- Три вопроса. Хорошо.
- Чудненько! - просиял Дин. - Я весь внимание!
Новак обреченно покачал головой, но все же начал свой рассказ.
Для него все началось в 1995 году, когда его старший брат, приехавший в увольнительную проведать семью, оказался в числе жертв взрыва здания государственного департамента в Оклахоме. Один из офисов там занимал центр по вербовке в армию, где у него работало несколько приятелей, и он решил навестить их. Отпускной десантник вошел в здание ранним утром, подгадав к самому началу рабочего дня, и больше уже из него не вышел. Бомба прогремела в 9:02 утра, унеся с собой жизни десятков человек, покалечив судьбы сотен других.
Для молодого студента университета штата Оклахома, располагающегося в Нормане, потеря брата оказалась сокрушающим ударом. Прошли похороны, потянулись серые будни воспоминаний, наполненные горечью, дурманом дешевого пойла и бессильными поисками ответа на один простой вопрос: "Как что-то настолько кошмарное могло вообще произойти?" А потом, в один из таких дней, он словно проснулся...
Ему был 21 год, до окончания учебы оставалось совсем немного, но он уже знал, что ему никогда больше не быть специалистом по экономике и процессам производства. Это просто не имело значения. Ушло на уровень бесполезных вещей, не представляющих никакого интереса.
Кас уже и сам не знал, какие именно мыслительные процессы сподвигли его зайти в новый вербовочный офис, но зато он прекрасно запомнил жгучее разочарование, когда получил отказ. Он не проходил по каким-то незначительным отклонениям в медицинских показаниях, которых все же хватило, чтобы обрубить все его надежды на военную карьеру.
Где-то с год он провел в каком-то тумане, все же не помешавшем ему завершить обучение и получить свой диплом, а потом на одной из вечеринок выпускников услышал от приятеля о Французском иностранном легионе.
Излазив все доступные источники информации, закопавшись в библиотеке и прошерстив тысячи интернет-линков, он наконец четко осознал, что вот - это и есть его шанс. Так что в итоге, собрав те немногие деньги, что у него были, Кас добрался до Франции и нашел-таки офис легиона, не говоря при этом ни слова по-французски, впрочем, как оказалось позже, он такой был не один.
На тот момент вступить в легион было гораздо более легким делом, поэтому вскоре, пройдя без особых проблем все отборочные тесты, новоиспеченный рекрут Новак обнаружил себя в первом на его пути к цели тренировочном лагере. И потянулись недели, наполненные бесконечными изматывающими заданиями, болью и унижением. Французы не особенно церемонились с теми, кто плохо знал их язык; и он старался, тянулся за другими изо всех сил, лишь бы остаться, зацепиться за данный ему судьбой единственный шанс, чтобы стать настоящим солдатом. И не просто, а служащим в одном из самых элитных подразделений мира.
- На сколько лет ты подписал контракт? - спросил Дин, когда рассказ подошел к концу.
- Вначале на пять, как и все остальные, а когда они подошли к концу, перешел в постоянный состав. Правда, я могу уйти в отставку в следующем году... но еще не решил, стоит ли это делать.
- Это сколько получается-то... - наморщил лоб Винчестер, - двенадцать лет?
Новак только беспечно пожал плечами, щурясь от яркого солнца.
- А правда, что, отслужив, можно получить французский паспорт?
- Правда, только нафига он мне нужен?
- Хм, действительно. Слушай, а что у тебя за проблемы такие странные? При нашей первой встрече ты обмолвился, что тебя кто-то ищет, но не полиция.
На секунду Кас напрягся, но затем мышцы его спины расслабились, и он низко опустил голову:
- Дело не во мне. Точнее, не столько во мне, сколько в моем брате. Я узнал уже после его смерти... Понимаешь, как оказалось, он играл. По-крупному. Во все, что только существует: покер, блэк-джек, тотализатор. И, как это часто и бывает, влез в долги. Наши родители давно умерли, поэтому за деньгами вышибалы заявились ко мне, - Кас задумчиво потер подбородок, вспоминая тот день. - Думал, живым не отпустят - откуда такие деньги у едва сводящего концы с концами студента? Так что возможность вступить в легион подвернулась очень даже кстати.
- Ну, чувак, - фыркнул Дин, - сколько лет-то уже прошло. Они про тебя наверняка уже и думать забыли.
- Три миллиона, - многозначительно приподнял брови тот.
- Ни хрена себе! - присвистнул Винчестер.
- Угу, - кивнул сержант и добавил. - Кстати, Новак - это не настоящая моя фамилия. В смысле, в паспорте у меня все, как полагается, но в списках прохожу под вымышленной. У нас это разрешено уставом.
- А имя?
- Оставил свое, только короткое, - ухмыльнулся тот. – Хотя, все равно, слишком поздно спохватился. Знаешь, какой у меня позывной?
- Ну?
- "Серафим".
Дин удивленно приподнял голову и оглядел сержанта с ног до головы так, словно видел его в первый раз:
- Уж что-что, а ангельское в тебе нужно с лупой искать: вредная занудная язва.
Тот расхохотался, откинув голову назад, счастливо и заразительно, будто говоря: "Да, я такой!"
- Мое полное имя - Кастиэль, как ангела четверга. Родители были капитально повернутыми на религии. А старшего брата назвали Анаэль. Он в итоге сократил его до простого Ан.
- Знаешь, при всем уважении к твоим предкам, но нужно быть отменными садистами, чтобы так обозвать детишек, - хмыкнул Винчестер.
Кас только улыбнулся в ответ, легким кивком подтверждая его правоту, затем соскользнул с края камня и выпрямился, обернувшись к Дину:
- Ладно, пошли обратно, мне скоро в патруль выступать.
- А как же мои три вопроса? - спросил тот, поднимаясь и лениво потягиваясь.
- Ты мне их будешь должен, - бросил через плечо сержант, уже отойдя на несколько метров.
И Дину ничего другого не оставалось, кроме как подхватить с камня мятую куртку и броситься догонять уходящего приятеля.

Май 2010 года. Калифорния, Лос-Анжелес

Остаток недели после той памятной поездки в кинотеатр пролетел незаметно. Знакомая рутина затянула Дина, сдавила крепкими обручами дел и обязательств, не оставляя ни одной свободной минуты, не позволяя мыслям скользнуть прочь с привычного круга забот и мелких повседневных тревог.
И все же в пятницу, честно отработав полдня, Дин поймал себя на том, что его мысли раз за разом, против воли, отвлекаются от документов, разложенных перед ним на столе, и списка непрочитанных писем в электронном ящике на неизвестного ему бывшего военного в инвалидной коляске. Наконец, поняв, что больше не способен сосредоточиться на делах, он постучал в дверь своего шефа, игнорируя возмущенный взгляд секретарши - пожилой дамы с тяжелым подбородком, взглядом и характером, - и проскользнул в офис, едва услышав громкое приглашение войти.
Бобби Сингер - директор отдела продаж - был ворчливым дядькой лет пятидесяти, обожающим громогласно нарекать всех вокруг идиотами, но при этом виртуозно балансирующим на тонкой грани между тиранией и подобием демократии. Однако, мужик он был вполне себе нормальный, и, спокойно выслушав просьбу Винчестера отпустить его сегодня пораньше, только спросил:
- Как там продвигаются дела с "Перри и сыновья"?
- Контракт передан нашему юридическому отделу для утряски всех формальностей и окончательного оформления. Им хватило и минимальной скидки, - доложил Дин.
- Хорошо, - коротко кивнул Сингер. - Ладно, вали отсюда, пока я добрый.
Два раза Винчестеру повторять было не нужно, и уже через четверть часа он сидел в машине, направляясь в сторону нехорошего района. В принципе, нельзя было сказать, что он совсем не думал о том, чтобы наведаться туда. Он даже принес на работу сменную одежду, чтобы не привлекать внимание своим слишком уж роскошным костюмом и ботинками, и сейчас на нем были простые джинсы, темно-синяя футболка и легкая летняя куртка - все явно не из дорогого бутика. Даже на ногах у него вместо классических ботинок от Ван Боммела были тяжелые доккеры, а карман оттягивал прихваченный на всякий случай нож армейского образца.
Многоквартирный дом, в котором жил инвалид, он нашел не сразу. Пришлось изрядно покружить по окрестностям, чтобы узнать то место, где он припарковался в прошлый раз. А потом еще долго ходить туда-сюда в поисках проулка, пока до него не дошло, что он находится на противоположной стороне улицы.
Чувствуя себя полным идиотом и костеря на все лады, Дин зашел в темный обшарпанный подъезд и начал подниматься по заплеванной, воняющей мочой и тухлятиной лестнице, потому что зайти в грязный, дышащий на ладан лифт он попросту не рискнул. Где-то на середине третьего пролета он услышал, как стальной гроб со страшным скрипом и грохотом натужно поехал вверх, и только одобрил это свое решение.
Квартира, которую он искал, нашлась в конце длинного сумрачного, слабоосвещенного коридора. Пожалев, что не прихватил с собой фонарик, Дин убедился, что на двери действительно черной краской грубо намалевано "517", и коротко, но решительно постучал.
Ему долго не открывали; Дин уже было подумал, что парня нет дома, и развернулся, чтобы уйти, но тут послышался приглушенный звук поворачиваемого в двери ключа. А потом дверь распахнулась, и он встретился со знакомым пронзительно-испытующим взглядом отчаянно синих глаз. Сердце на мгновение пропустило удар, дыхание оборвалось, и он, разом обессилев, тяжело привалился к косяку, потрясенно глядя на человека, которого искренне считал давно и безвозвратно мертвым.
На лице бывшего сержанта отразилось не меньшее потрясение, но он все же справился с ним быстрее Дина и, мрачно нахмурившись, спросил:
- Что тебе здесь нужно? Как ты меня нашел?
От звука его голоса Винчестер наконец немного пришел в себя, а потом его охватила такая дикая злость, что он мигом позабыл, как несколько бесконечных месяцев молился, чтобы призошедшее не было правдой, чтобы это была какая-то ошибка, чтобы Кас каким-то чудом оказался жив. Пока не смирился.
- Что, ни здравствуй, ни как жизнь? - зло поинтересовался он. - Ох, ну, конечно же, прости, наверное мне стоило для начала спросить, как там дела на том свете?
Новак крутанул колеса, отъезжая в крохотную кухню, и развернулся к нему спиной, словно прячась от разъяренного взгляда Дина. Но тому уже ни до чего не было дела, настолько сильно охватил его безудержный гнев. Оглушительно захлопнув за собой дверь, он в два шага сократил разделяющее их расстояние и, ухватившись за спинку инвалидного кресла, снова повернул того к себе лицом.
- Не смей от меня отворачиваться, ублюдок! - прошипел Дин, склоняясь к сержанту так низко, что их лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. - Я хочу заглянуть в твои лживые глаза и, мать твою, хотя бы попытаться понять: какого хрена?
Дин не сразу сообразил, что в запале ухватил Каса за грудки и практически поднял вверх, без малейшего усилия удерживая в воздухе. И только когда тот резко дернулся, побледнел, а из прокушенной губы потекла по подбородку тонкая струйка крови, он опомнился, разом как-то растерял весь свой пыл и бережно и осторожно опустил того обратно.
- Кас? - потряс он за плечо обмякшего в кресле парня, в тихой панике вглядываясь в его посеревшее лицо. - Кас... черт... что с тобой? Прости, мать его, я не знал, что... Может, какие лекарства?
Тот только слабо помотал головой, одними губами прошептав:
- Сейчас пройдет... не трогай меня.
Прошло по меньшей мере минут десять, прежде чем Новак немного пришел в себя и смог снова говорить и двигаться. Первым делом он дрожащими пальцами взял с низкой тумбочки стакан, налил в него воды прямо из-под крана. Напившись, вытер губы рукавом рубашки, не обращая внимания на красные разводы, оставшиеся на ней, и только потом снова обратил внимание на Винчестера.
Все это время Дин разглядывал его, не пропуская ни малейшей детали. За то время, что они не виделись, Кас сильно похудел, одни кожа да кости остались; явно пренебрегал ежедневным бритьем, и на его лице красовалась далеко не трехдневная щетина; где-то заработал шрам на виске, а в его когда-то почти черной густой шевелюре теперь тут и там серебрилась седина.
Он казался уставшим и вымотанным, даже его глаза, в первые мгновения показавшиеся Дину прежними, потускнели и стали почти безжизненными и пустыми.
- Мы ведь тебя похоронили, Кас, - тихо сказал Дин, не в силах отвести от старого приятеля взгляд. - Pour tous qui ne sont pas avec nous.
- У тебя кошмарное произношение, - скривился тот, и на секунду показалось, что ничего между ними не изменилось, словно на мгновение к ним снова вернулась прежняя легкость общения. Впрочем, это ощущение прошло со следующими его словами. - Так было лучше. Мертвое - мертвым, Дин.
- Значит все, что между нами было, ни хрена не значило? Или ты решил, что что-то изменилось бы оттого, что тебя здорово потрепало? Ты думаешь, я бы отвернулся от тебя?
Кас только глухо и совсем невесело рассмеялся:
- Дин, посмотри на меня внимательно. На черта тебе сдался нищий калека, который в лучшие дни с трудом доезжает до ближайшего магазина, а в худшие - едва способен сползти с постели, чтобы добраться хотя бы до туалета? Я больше не тот человек, которого ты знал. Сержант Новак погиб в долине Узбин, и для всех будет лучше, чтобы он так и оставался мертвым.
- Ни хрена не будет лучше! - грохнул кулаком Винчестер по отозвавшемуся жалобным скрипом столу. - Ты обо мне подумал? О том, каково мне будет узнать, что тебя... что с тобой... - голос сорвался на отвратительном дисканте, и он резко замолчал.
Кас не ответил, в своей обычной манере просто пожав плечами.
- Как это призошло? - наконец собрался с силами для новых вопросов Дин. - Как ты выжил? Как оказался в списках погибших?
Несколько секунд Кас не отвечал, отведя взгляд в сторону, глядя куда-то сквозь грязное, все в коричневых потеках окно, едва пропускающее внутрь дневной свет.
- Мы были на склоне, когда началась атака. Сначала выстрелы были редкими и беспорядочными. Отряд успел рассредоточиться и более-менее укрепиться, хоть мы и были там как на ладони. А потом по нам открыли минометный огонь. Залегших впереди ребят накрыло первым же взрывом, - его голос звучал безжизненно, словно он просто пересказывал чью-то чужую историю, а не то, что случилось с ним самим. - И еще чертовы снайперы... не давали нам даже головы поднять, не то чтобы что-то предпринять.
Дин молча слушал, вспоминал, а в ушах снова звенело от криков, громких очередей, одиночных выстрелов снайперов и нарастающего звенящего воя летящих в их сторону мин. Он помнил, с каким бессилием смотрел на далекий склон, куда отправилась группа французских бойцов, с которыми шел Кас.
А тот говорил, коротко и четко, словно по привычке облекая слова в бездушные фразы доклада, по-прежнему не глядя на него, сцепив пальцы в крепком замке с такой силой, что побелели костяшки:
- Прошло совсем немного времени, прежде чем снайпер достал все же нескольких наших. Мы даже не понимали, откуда по нам стреляют и сколько их. Единственная рация вышла из строя почти сразу же, и не было ни малейшей возможности связаться с вами, оставшимися внизу или вызвать базу. Знаешь, каково это ощущать себя крысой, загнанной в ловушку? Абсолютно беспомощной крысой?
Прекрасно понимая, что Кас не увидит его жеста, Дин все же медленно кивнул. Он знал. Был там, пусть не на том гребаном склоне, а внизу, в деревушке, но им там тоже пришлось совсем несладко. Впрочем, у них живых все же осталось больше, чем убитых. И они сейчас не тянули жребий, чтобы определить, кому же достанется короткая соломинка. Ясно было и так, что вытянул ее сержант. Ведь Дин, в конце концов, пришел сюда на своих ногах, а тот...
Новаку же не нужно было от него никакого ответа, он закрыл глаза и опустил голову, продолжая свою историю:
- Одного из ребят, совсем рядом со мной, посекло шрапнелью. Он был еще жив, и я попытался подползти к нему, чтобы оказать хоть какую-то помощь, но тут раздался очередной взрыв, меня волной выбросило из укрытия, а следом... следом снова принялись за работу снайперы. Первая пуля была моя. Прошила насквозь бронежилет. Еще немного, и мы бы с тобой сейчас не разговаривали. А так, потеряла убойную силу, отрикотешила от ребра и ударила в позвоночник. Совсем слабо, но и этого вполне хватило, чтобы... - он замолчал и жестом указал на свои ноги. - Не знаю, как долго я был в отключке, пришел в себя уже ночью, полузасыпанный камнями от осевшего над нами склона. Вокруг тишина и одни мертвецы, полураздетые, без оружия. Мне потом сказали, что многих раненых добили моджахеды, когда мародерствовали, но меня почему-то не тронули, наверное решили, что я уже мертв. Только утащили амуницию, бронежилет, куртку и зачем-то сорвали солдатский жетон.
- Поэтому тебя и не смогли опознать? - задал первый за все это время вопрос Дин.
Кас утвердительно мотнул головой, дергано и коротко, а затем наконец открыл глаза и все же посмотрел на по-прежнему подпирающего стену Винчестера:
- Норвежцы, - бросил он. - Их поисковая команда наткнулась на меня ближе к трем ночи, а потом, в хаосе опознания раненых и убитых, оказалось достаточно легко затеряться. Тот парень, чьим именем я прикрылся, его тоже никто не ждал дома, так что моя совесть перед ним была чиста. А в госпитале, куда нас отправили, никто не знал меня в лицо.
Сержант снова замолчал. Дин хотел было продолжить свой список вопросов, начинающихся, казалось бы, одними бесконечными "почему" и "зачем", но в этот момент у него зазвонил мобильный телефон.
На небольшом экране ярко высветилось имя Лизы, и он вышел в тесную прихожую, чтобы ответить на ее звонок:
- Дин, где ты? - без проволочек начала она высоким от волнения голосом. - Я звонила тебе на работу, но там сказали, что ты уже давно ушел.
- Эм... - замялся Винчестер, не зная, что сказать. - А в чем дело?
- Ты, надеюсь, не забыл, что у Бена сегодня заканчиваются занятия на час раньше? Его нужно забрать из школы и отвезти на тренировку, а я тебе еще позавчера говорила, что сама никак не могу.
- Черт, - выдохнул он, зажав микрофон ладонью. Затем метнул быстрый взгляд на сержанта, с отсутствующим видом смотрящего в окно, и ответил. - Да, я сейчас выезжаю, не волнуйся, Бену не придется ждать.
Она буркнула что-то неодобрительное, Дин не расслышал что, и отключилась, а он вернулся на кухню.
- Мне пора, - неуверенно начал он.
Тот только безразлично кивнул.
- Тебе что-то... - он осекся, когда Кас медленно повернул к нему голову и уставился на него с ясно читающейся яростью в глазах.
В этот момент Дин понял, что едва не сморозил глупость. Новак никогда не примет помощи, ни от него, ни от кого-либо другого. Слишком гордый, слишком упрямый, слишком независимый. И хорошо еще, что он не договорил фразу до конца и не брякнул про деньги. Можно было быть уверенным, что после такого оскорбления Кас бы костьми лег, но набил ему морду, искалеченный или нет.
- Ну, тогда я пошел, - кивнул он.
Уже у самой двери Дин остановился и снова обернулся, запоминая каждую деталь убогой квартирки, сохраняя образ Новака в памяти: нищету скудной обстановки, пустые полки, лишенные занавесок грязные прямоугольники окон, серые стены, давно не мытый пол, старое, разваливающееся на ходу, дешевое инвалидное кресло, прямую спину сидевшего в нем человека, его застиранную, но чистую одежду, нервно сцепленные в замок, чуть подрагивающие пальцы, напряженные плечи, шрам на виске и прямой, немигающий взгляд кажущихся темно-серыми в полумраке глаз.
- Тебе ведь не придет в голову снова пропасть? - уточнил Винчестер на всякий случай. - Учти, что теперь, когда мне известно, что ты, засранец гребаный, жив, я тебя из-под земли достану.
Кас нахмурился, словно всерьез обдумывая этот вариант развития событий, а затем медленно и все так же молча покачал головой.
- Отлично, - улыбнулся Дин. - Я на тебя, сволочь ты этакая, сейчас настолько зол, что с радостью бы набил морду, но это я еще успею сделать, когда у меня будет больше времени.
И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь; замок тихо щелкнул, отрезая его от человека, оставшегося в внутри.
Только выйдя на улицу, Дин понял, что наконец-то дышит полной грудью. Там, в маленькой квартире, в которой жил Кас, казалось, сами стены давили на него, заставляя забыть, что тесная прихожая, маленькая полупустая комнатушка и крохотная кухонька, на которой и двоим не развернуться - это еще не весь мир.
Он уронил ключи на мостовую, когда доставал их из кармана, подходя к машине, и только тогда заметил, что его руки дрожат. И не только руки, его всего трясло, и не понятно было, от потрясения, злости, жгучей, с новой силой проснувшейся в сердце тоски или от всего разом.
Дин не знал, что будет дальше, как все повернется после этой встречи с, казалось бы, почти забытым прошлым, но в одном он был уверен: его жизнь снова сделала невероятный кульбит, переворачивая ставший привычным ему мир с ног на голову, и хотел он этого или нет, но скоро все снова изменится, раз и навсегда.

Май 2008. Афганистан, Кабул

Полгода пролетели незаметно, стремительно пронеслись мимо, мелькая немногочисленными, выбивающимися из рутины военных будней событиями, и Дин с удивлением осознал, что как-то незаметно наступил май. Весной здесь было красиво, когда скудная горная растительность неожиданно расцветала, яркими, красочными пятнами выделяясь на вечно серых камнях.
В один из первых дней месяца к нему подошел Новак и, нагло ухмыляясь, а на самом деле, как Дин уже знал, скрывая под ухмылкой нерешительность и стеснение, предложил как-нибудь вместе съездить в Кабул. У них обоих накопился изрядный запас увольнительных, дело было только за временем.
Свободный денек долго не подворачивался, но наконец в череде забот и обязанностей замаячил долгожданный просвет, и в середине следующей недели они рванули в столицу.
Бросив жребий, парни определились, что до города за рулем будет Дин, а обратно на базу поведет уже Новак. Сержант скривился, понимая, что вести ему придется уже в темноте, но лишь кивнул и запрыгнул на пассажирское сидение, перемахнув через дверцу. Винчестер на это только ухмыльнулся: "Вот же позер", - но тоже промолчал.
Джип, который они одолжили на базе, долго трясся по раздолбанной дороге, и казалось практически невероятным, что будь они где-то там, на другом конце шара, то эти несчастные тридцать миль они пролетели бы за пятнадцать минут. Здесь же на весь путь до Кабула ушло целых полтора часа. Дорога все еще была опасной, даже несмотря на постоянные патрули, а многочисленные проверочные посты только еще больше задерживали движение.
Однако ни Дин, ни Кас словно не замечали все эти неудобства. Они наконец-то были одни, вырвались из-под внимательных, подмечающих каждый жест, каждое движение тела и поворот головы, взглядов сослуживцев, и теперь могли наслаждаться целым днем такой долгожданной свободы.
Приехав в Кабул, они оставили джип на одном из постов и половину дня просто прошатались по городу, с интересом рассматривая его улочки и людей. Оба уже здесь были и раньше, и теперь сравнивали, что осталось прежним, а что изменилось. Окружающие их местные жители, казалось, уже даже не замечали военных, тут и там мелькающих в толпе. Даже не всегда расступались на дороге у патрулей и недовольно ворчали, когда их все же теснили в сторону.
Несмотря на это кажущееся спокойствие, невозможно было не почувствовать пусть и редкие, но все же враждебные взгляды, направленные на солдат в чужой униформе. Кто-то видел в них освободителей, тех, кто принес им хоть и относительный, но все же мир; для кого-то же они навсегда останутся захватчиками.
К удивлению Винчестера, Новак потащил его в Старый Кабул. Для начала они прогулялись по проспекту Майванд, а потом еще добрых два часа шатались по базарам Чар-Чата и Миндаи, и Дин не уставал удивляться тому, с каким живым любопытством приятель изучает едва ли не каждый прилавок, будь то домашняя утварь, ткани, безделушки или мясо и овощи, привезенные фермерами на продажу.
У небольшой закусочной Кас резко затормозил и нырнул внутрь, бросив через плечо, что здесь пекут очень вкусные лепешки. Дин сначала отказывался есть пищу, приготовленную местными, но затем сводящий с ума запах свежеиспеченного хлеба все же заставил его поколебаться, и он, для начала отломив кусочек еще горячей лепешки в руках сержанта и отправив его в рот, уже через секунду расплылся в улыбке. Разделив ее по-братски пополам, они перекусили, запили водой из фляг и были готовы к дальнейшим приключениям.
Особых достопримечательностей в городе не было, он сам по себе был одной большой достопримечательностью, с его старыми узкими улочками, атмосферой Востока и видавшими многое зданиями, мечетями, арками и просто красивыми уголками.
В Новый город они по обоюдному согласию решили не ездить, и просто гуляли, глазели по сторонам, переговаривались и подшучивали то над чем-то, показавшимся им забавным, то над самими собой.
Тем временем небо постепенно темнело, пока над их головами не прогремел первый раскатистый удар грома. Грозы весной случаются не так уж и редко, а уж если они еще и сопровождают кара-буран, "черную бурю", как это явление называют местные - сухой, обжигающий ветер с пылью, - то мало приятного оказаться застигнутым непогодой вдалеке от укрытия. Но в этот раз все было не настолько плохо. Обычный ливень, в обычный, еще совсем недавно бывший ясным и солнечным день.
Они бежали по скользким улицам то смеясь, то чертыхаясь, мокрые и задыхающиеся от жары, потому что теплый дождь не принес облегчения от послеобеденного зноя, пока неожиданно Кас не нырнул в один из узких проулков, заканчивающийся тупиком, ухватив Дина под локоть и таща за собой.
С разбега влетев под навес, Дин первым делом взъерошил свои волосы, намокшие и прилипшие к голове, стряхивая с них россыпь капель, и лишь потом огляделся. Они были в каком-то полуразрушенном крохотном строении, у которого еще сохранилась крыша, а от улицы их загораживала высокая груда камней и уцелевшая часть стены. Очень даже приличное укрытие, чтобы переждать с каждой минутой только набирающий силу дождь.
Они сели прямо на пыльный пол, плечом к плечу, чувствуя тепло тел друг друга сквозь промокшую ткань. Долгое время царила тишина, которой аккомпанировал лишь дробный стук тяжелых капель по крыше, шелест обрушивающегося с неба на улицы города водопада, да их собственное, все еще неровное от сумасшедшего бега дыхание.
Наконец Кас повернул к нему голову и тихо сказал:
- Насколько я помню, ты задолжал мне три вопроса. По-моему, для них сейчас самое время.
Дин искоса взглянул на него и лениво ухмыльнулся:
- Валяй, спрашивай.
И первый же, заданный серьезным тоном, с непроницаемым выражением лица, вопрос поставил его в тупик:
- Кто я? - переспросил он, недоуменно нахмурившись.
Новак кивнул, не сводя с него внимательного взгляда:
- Именно так, кто ты, Дин?
- Ну... - задумался тот, - я капитан вооруженных сил США, менеджер по продажам, и неплохой, кстати, старший брат...
- Нет, ты не понял, - перебил его Кас. - Меня не волнует твоя работа, счет в банке, номер социального страхования и количество приводов в полицию. Я хочу знать, кто ты? Чем ты живешь, кто ты внутри.
Винчестер надолго задумался. Его и раньше сбивала с толку манера приятеля выражать свои мысли, но сейчас тот превзошел самого себя. В мозгу забрезжила еще толком неоформившаяся мысль, и он даже немного растерялся, когда понял, куда она ведет. Нет, не может быть, чтобы Новак интересовался этим... или?
- Меня зовут Дин Винчестер, мне 35 лет, у меня есть брат Сэм, и за него я надеру задницу кому угодно, - начал он и, судя по тому, что Кас его больше не перебивал, он был на правильном пути к разгадке головоломного вопроса. - Я обожаю свою классическую шевроле Импалу 1967 года выпуска, но езжу в основном на Приусе, потому что в гребаном, мать его, Нью-Йорке, статус - все, и я не хочу выделяться из толпы. Если мне кто-нибудь скажет, что классический рок - это устаревшая фигня, я без колебаний набью этому уроду морду, и совесть меня мучить не будет, потому что это, черт возьми, услуга обществу - привить хотя бы одному засранцу правильный вкус к музыке. На гражданке я открытый бисексуал и не делаю из этого большого секрета, армия - другое дело: чем меньше знают наши старые генералы-пердуны, тем крепче спят в своих мягких постельках. Я люблю риск, и если завтра меня убьют, я сдохну счастливым, потому что не сидел всю жизнь, протирая штаны в удобном креслице и страдая ожирением и отдышкой, а делал то, для чего мы, мужчины, рождены. Тебе подойдет такой ответ, Кас, или стоит оформить его в школьное сочинение и зачитать перед классом?
- Маловато, но сойдет, - с легкой улыбкой кивнул тот, словно не замечая его раздраженного тона, и тут же задал новый вопрос. - Почему тогда, в самом начале, ты продолжил со мной общаться? Ты же видел, что я тебя раскусил. Так почему ты рискнул, ведь я запросто мог на тебя настучать, куда следует?
- Это два вопроса или один? - уточнил Винчестер на всякий случай.
- Один, но развернутый.
- Для таких дебилов, как я? - ухмыльнулся он.
- Мне тебя погладить по головке и сказать, что ты самый умный на свете? - иронично поинтересовался Кас, приподняв бровь.
- Язва.
- Не уходи от ответа.
Дин даже не попытался скрыть ошеломленное выражение своего лица. С самого вечера их знакомства они ни разу больше не поднимали тему его ориентации; казалось, Новаку было просто на это наплевать.
Оказывается, нет.
Винчестер знал, что он сейчас просто безмолвно сигнализирует глазами: "Серьезно?", - но сержант только слегка улыбнулся самыми уголками губ. Нейтрально, как будто ответ его особо и не интересовал, а просто забавляла возможность вывести приятеля из душевного равновесия каверзными вопросами.
В Дине снова поднялась волна раздражения, несвойственного ему в общении с этим человеком, но сейчас Новак просто напрашивался на грубость.
- Что ты хочешь знать? - резко спросил он. – Что ты мне понравился? Что сидел там весь такой, не вписывающийся в обстановку, словно с другой планеты, хлопал ресницами и едва ли не насиловал стакан своими блядскими губами и языком? И я думал о том, что, будь мы тогда в другом месте, в другом мире, в другом гребаном баре, я бы утащил тебя в ближайший мужской туалет, прижал к стенке и попросту оттрахал. А потом взял за шкирку, отволок к себе домой, разложил на постели и отымел так, что ты на следующий день ходить бы нормально не мог. Это тебя интересует?
В глазах Каса что-то неуловимо изменилось, из них исчезла усмешка и ленивое благодушие, они потемнели, словно повторяя собой оттенок грозового неба, посерьезнели.
- Поцелуй меня, - прошептал он так тихо, что пришлось напрячь слух, чтобы расслышать его слова.
- Это не вопрос, - неожиданно для себя самого смутившись, пробормотал Винчестер.
- И все же...
И Дин больше не мог сдерживаться. Резко притянув Каса к себе за отворот расстегнутой куртки, он с глухим стоном прижался к его губам, властно, жадно и жестко, словно хотел оставить на них свою метку, заявить всему миру свои права на этого человека. Он слишком долго сдерживался, заставлял себя не думать о нем и о том, что хотел бы с ним сделать, и теперь просто отпустил вожжи, с головой погружаясь в омут чувств, в которых так долго себе отказывал, в возможность которых попросту не верил.
Они ударились зубами, и на губах появился металлический привкус крови, но их это не волновало. Не существовало ни опустевших улочек Кабула, ни сплошной пелены ливня снаружи, ни самого мира за пределами этого маленького уголка вселенной, в котором были только они, Дин и Кас.
Новак неровно и часто дышал через нос, не желая прерывать этот мучительный поцелуй, вжимаясь всем телом в Дина, словно пытаясь слиться с ним в одно целое, судорожно сминая мокрую жесткую ткань его куртки в напряженных пальцах и издавая сдавленные, сводящие с ума стоны.
Первым пришел в себя Кас, напоследок пробежав языком по влажным губам Дина, отстранился, взъерошенный и раскрасневшийся. Винчестер потянулся было снова к нему, но его остановил предупреждающий взгляд:
- Черт, я совсем забыл, где мы находимся, - пробормотал Новак, быстро приводя одежду в порядок и с досадливым сомнением покосившись на приличную выпуклость под тканью брюк. Провел по ней рукой, сдавленно зашипев. - Посмотри, что ты со мной делаешь, я еще никогда настолько не терял голову.
- И тебя тем же по тому же месту, - хохотнул Дин, расслабленно откидываясь и глядя сквозь дыру в стене на улицу. - Могли бы и не останавливаться.
- С ума сошел? - возмущенно вскинулся Новак. - Извини, но мне еще хочется жить, и преспектива быть линчеванным разъяренной толпой как-то не особо прельщает. Это страна Шариата, Дин, включи мозги!
- Кажется, это не я просил меня поцеловать, - ухмыльнулся он.
- Значит, с ума сошел я, - рассмеялся Кас. - А ты вообще абсолютно безбашенный, раз со мной связался.
Именно в этот момент, словно в подтверждение его слов, внутрь вбежали трое афганцев, которые резко замерли, уставившись на сидящих на полу растрепанных парней. Кас резко подтянул ноги и подался вперед, готовясь в случае небходимости быстро вскочить, его рука метнулась к кобуре табельного пистолета. Дин в точности повторил его движение. Немая сцена длилась считанные секунды, а потом, что-то пролопотав между собой на дари[4], троица вымелась обратно под плотные струи дождя, оставив военных только озадаченно переглядываться и задаваться вопросом: "Что это было?"
Впрочем, их удивление длилось недолго: они только успели снова расслабленно усесться плечом к плечу, посмеиваясь и вспоминая выражение лиц местных жителей, как их снова потревожили - на этот раз патруль. Трое американских солдат зашли внутрь, окинули их мрачными взглядами и коротко потребовали документы. Пристально изучив увольнительные и солдатские удостоверения, они немного расслабились:
- Все в порядке, ребята. Извините за беспокойство.
- А в чем дело? - спросил Дин, который был намного выше по званию и имел право задавать им вопросы.
- Нет, погодите, - внезапно рассмеялся Новак. - Это все из-за тех придурков, которые ввалились сюда минут десять назад?
Патрульные заухмылялись, сняли каски и тоже уселись на пол напротив парней, явно не испытывая никакого желания возвращаться под дождь:
- Да подбегают к нам какие-то мужики и в три голоса орут, что здесь, видите ли, пара голубых милуется. Мол, идите и сейчас же прекратите это безобразие, - сказал один из них.
В ответ на него уставились две пары честных синих и зеленых глаз.
Начальник патруля только усмехнулся, качая головой:
- Тоже мне, ревнители общественного порядка.
- Да мы даже не сообразили, что к чему, - развел руками Дин. - Сидели себе, старались хоть немного обсохнуть, никого не трогали, пока эти идиоты не нарисовались. Мы с Касом, - он мотнул головой в сторону сержанта, - аж за пистолеты похватались от неожиданности.
- Охотно верю, - кивнул патрульный. - У нас почти ни дня не проходит, чтобы кому-нибудь не померещилось нарушение иностранцами их драгоценных законов. А нам приходится ходить разбираться, а потом еще и извиняться ко всему прочему. Не отреагируешь же - обязательно настучат начальству. Так что, надеюсь, вы, парни, не в обиде.
Те только синхронно отмахнулись, мол, служба, чего уж тут непонятного.
Возвращались на базу уже в темноте. Кас молча вел машину, а Дин вглядывался в выхватываемые светом фар окрестности. Дождь давно закончился, на смену духоте пришла прохлада ночи, на душе было легко и спокойно. Спать не хотелось совершенно, а мысли раз за разом возвращались к их поцелую. Они не говорили о том, что между ними произошло. Оба понимали, что этот практически невозможный хороший день подходил к концу, а завтра снова потянутся обычные будни, наполненные рутинными делами и ставшим почти привычным риском и напряжением. И будет чуточку легче и тяжелее одновременно, потому что теперь у них был один секрет на двоих. Потому что уже сейчас Дин не представлял, как это, смотреть и не иметь возможности коснуться, притянуть ближе, запустить пальцы в темные спутанные волосы, почувствовать вкус сухих потрескавшихся губ на своих губах.
Но это будет завтра, а сегодня у них еще было немного времени и самая малость свободы.